— Да здравствует королева, — услышала я его задумчивый и тихий голос, но головы не повернула, иррационально страшась посмотреть в лицо супруга.

— Да здравствует король, — так же тихо произнесла я, в ответ на любезность.

Глава 2

Меня сопроводили в мои новые покои, где уже ждали служанки, чтобы помочь раздеться и приготовиться… Даже мысленно говорить тошно.

Позади остались церемония, праздничный пир, на котором, пожалуй, самыми счастливыми персонами были именно министры двух королевств, ну и, разве что, любители этих самых мероприятий, которым было все равно: по какому поводу и кто, лишь бы алкоголь и танцы не прекращались.

После пяти часов почти непрерывного сидения за главным столом по правую руку от короля Милдхейма, который был, не менее напряжен и невесел, чем я, наверное предпочла бы продолжить эту пытку, находя это предпочтительнее последовавшей альтернативе. На меня Костас предпочитал не смотреть, выискивая в веренице гостей лишь одно лицо, которого не было. Я знала это, потому что тоже искала ее, но убедилась в том, что Ванесса не придет. Церемония — единственное, что удалось вынести девушке, и то, что окончательно разбило ее. Невольно поразилась ее силе духа… а может любви к моральной и душевной боли, кто ее разберет, эту тонкую и душевную организацию, нежных и трепетных девушек? Так как, будь я на ее месте, ни за что в здравом уме не отправилась на свадьбу того, кого, судя по информации, любила беззаветно.

Юная, наивная и влюбленная глупышка…

Я подозревала, что бродило в ее прелестной рыжеволосой головке, так как, когда-то сама имела склонность к романтизму и вере в силу искренней любви. А после жестокая реальность показала мне, как сильно я заблуждалась, и преподала жестокий, но очень действенный урок. Ванесса де Вильтон — возлюбленная короля, восемнадцати лет от роду, ставшая фавориткой в первый же день своего дебюта, возомнила, что чувство, которое король Мидлхейма испытывает к юной прелестнице, победит долг и честь перед государством. Она наивно предполагала, что, стоит Костасу только увидеть, как его любовь страдает, он отречется от обязательств перед своим и моим королевствами, своего слова, оставит меня у алтаря, плюнув в рожи корыстным и бессердечным министрам, что никогда не знали настоящего чувства, и, подхватив счастливую девушку на руки, ускачет с ней в закат.

Но, на счастье… или наоборот (тут смотря с какой стороны смотреть), Костасу хватило мозгов не совершать глупости и сдержать слово, сохранив не только честь и достоинство, но и трон, не подвергая свой народ возможной войне.

Полагаю, сидя со мной за одним столом он и сам размышлял над тем, так ли страшна война, какой она обещала быть, по заверениям моих министров, в случае, если союз между нашими народами впервые за столетия сорвется. Зная этих прохвостов, уверена, мои министры не скупились на подробности и кровавые угрозы, так что, поразмыслив часок-другой, плечи мужа поникли окончательно, а от меня отвернулись, словно ему было тошно от одного моего присутствия.

Знал бы мужик, как я его понимаю и, даже, где-то на его стороне… но не в том я положении, чтобы проявлять сочувствие к другим.

Итак, я отвлеклась. Как я уже сказала: церемония и торжество закончилось. Впереди самое страшное — первая брачная ночь. Именно к ней три служанки в шесть рук упорно меня готовили, помогая раздеваться, мыться, втирая в кожу различные масла, отчего меня нещадно тошнило, а на глаза наворачивались слезы омерзения. Но я упорно молчала, с робкой надеждой, что… нет, не увидев, а учуяв меня, новоиспеченный супруг сбежит к своему «рыжеволосому счастью», с ужасом и зеленоватым оттенком на лице.

Посмотрев на себя в отражении мутноватого зеркала, я с раздражением констатировала, что вся надежда на чувства муженька к своей фаворитке и на невообразимую вонь от моего тела. Иначе близости быть. Не знаю, что со мной делали эти ведьмы в передниках и чепчиках, но выглядела я просто бесподобно с распущенными длинными темными, слегка вьющимися волосами, длинной, но едва ли плотной сорочке, которая больше открывала, чем скрывала, а так же с лихорадочным румянцем и блеском в слезящихся от вони глазах.

— Мать вашу, — прорычала я зло, отчаянно сдерживая желание что-нибудь разбить. Служанки растерянно переглянулись, не понимая, чем я недовольна, а после подпрыгнули, когда я в бешенстве рявкнула: — Вон!

Тех, как ветром сдуло через дверь для прислуги, оставляя меня в одиночестве с моими страхами, сомнениями… и королем, который уже ждал меня в спальне.

Окинула себя еще одним взглядом в отражении зеркала, стараясь не обращать внимания на дрожь в ладонях и коленях.

— Соберись, Вика, — проворчала я под нос, отчаянно желая влепить себе пощечину, чтобы прогнать из головы, не только панику, но и страх. Я готовилась к этому. Долго, чтоб вас всех, готовилась!!! Я знала, что так и будет, и момент этот настанет. Мое ожидание длилось целых пять лет, но сейчас, в последний момент я не могу себя заставить ступить и шагу по направлению к спальне.

Судорожно сглотнула, бросая на дверь из ванной затравленный взгляд, а после осмотрелась в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было бы прикрыться. Чего, естественно, кроме использованных простыней, не нашла…

Готовая рычать от злости, глубоко задышала, а после вновь посмотрела себе в глаза, и откуда-то нашла силы выпрямить спину, вскинуть голову и даже натянуто улыбнуться.

Я сильная. Я со всем справлюсь. Иначе и быть не может… Просто других вариантов нет, потому я выдержу это и даже больше, но не сдамся.

С этим настроем, не давая себе и шанса передумать, я уверенно открыла двери и вошла в спальню, в облаке своего великолепия и благовоний, резь от которых в новом помещении была не такой выраженной, потому я позволила себе вздохнуть полной грудью.

Кажется, мой вздох расценили иначе…

Не знаю, чего конкретно я ожидала увидеть. Начиная от соблазнительной позы Костаса в постели с приглашающее раскрытым краем одеяла, до грубого протеста с истерикой и разрушением комнаты.

Но вот сейчас я смотрела, как король Мидлхейма планомерно и упорно напивается. Времени, что я была в ванной, ему хватило на полторы бутылки вина. Он сидел в кресле за небольшим столом и пил прямо из горла, не потрудившись не то, что раздеться, хотя бы переодеться из праздничного костюма. Разве что небрежно расстегнутый камзол намекал на некоторую расслабленность.

Меня Костас окинул мутным взглядом и с досадой приложился к бутылке вновь.

Я, конечно, знала, что мой первый раз будет лишен вообще любого намека на романтизм или взаимность, но напиваться до чертиков только из-за надобности лечь со мной — это, пожалуй, слишком даже для моих нервов.

В раздражении дернула щекой, а после прошлась по комнате, словно и не замечаю напивающегося мужа. Он не хотел этого показывать, но я чувствовала, как Костас следит за мной пристально и с подозрением, словно я готовлюсь напасть на него в любой момент и… что? Изнасиловать? «Ха-ха» три раза!

Именно это я и продемонстрировала, спокойно и невозмутимо набрасывая себе на плечи халат, завернулась в него, почувствовав, как от туго стянутого пояса на талии, невообразимым образом становится легче дышать.

Обернувшись к королю, я посмотрела в его неприветливое, но очень красивое лицо, а после спокойно приблизилась почти что вплотную, так и не оторвав от него взгляда. При моем приближении король замер, с подозрением прищурился и напрягся. Но помимо остального, я заметила и тщательно скрытое любопытство в глубине его зрачка. Ему было интересно, что я сделаю, и он выжидал, позволяя приблизиться достаточно близко.

— Мой король, — склонила я голову к плечу, разглядывая сидящего передо мной мужчину с высоты своего роста.

— Виктория, — обратился он ко мне, словно не желал произносить мой новый статус вслух. Эта маленькая слабость вызвала во мне лишь усмешку. Мужчина посерьезнел, заметив изменения в моем лице, а после проводил растерянный взглядом бутылку, что я выдернула из его рук и самостоятельно приложилась к горлышку, делая большие, жадные глотки, не обращая внимания на то, как обжигает глотку. — Виктория? — с некоторой тревогой услышала я, когда воздух в легких закончился, и пришлось отбрасывать опустевшую бутылку в сторону.