Я же сидела тихо, всем видом показывая скромность и покорность, не позволив себе ни единого слова «за», или «против», даже когда хотелось подойти к одному из министров и потыкать его носом в собственные же записи, чтобы тот лично узрел корень своих заблуждений. Порой в большом зале слышался такой откровенный бред и провокации, что я аж подпрыгивала на месте, плотнее сжимая губы, чтобы не высказаться. Что было замечено лишь Костасом, который то и дело смотрел в мою сторону, чтобы оценить реакцию на то, или иное высказывание. Судя по блуждающей улыбке на его лице, увиденным он оставался доволен. То ли был солидарен, то ли вид у меня был донельзя комичен, черт его разберет.
Однако, видя мое смирение, министры успокоились и перестали вообще обращать на меня внимание, расценивая мое появление, как эксцентричный каприз Костаса, что меня вполне устроило. Успокоились почти все, кроме моих министров, что были, то ли недовольны, то ли ошарашены моим появлением и не спускали с меня настороженного взгляда, давая понять, что объясниться придется. Это несколько портило впечатление от моего маленького триумфа. Ну, да ладно, переживу.
Затем, был общий обед с придворными, где меня вновь посадили рядом с королем во главе стола. По левую сторону от Костаса скромно приземлилась Ванесса, которая была бледна, тиха и смиренно терпела ухаживания Костаса за мной. Как и обещал, король проявлял свою привязанность ко мне, которую можно было бы вполне определить элементарной вежливостью и галантностью по отношению к любой женщине, что уж про супругу говорить. Впрочем, не забывал и про Ванессу, которая бросала на него мрачные взгляды, отчего мужчина хмурился и морщился тайком, а после не придумал ничего лучшего, как «осчастливить» любовницу известием о том, что отныне она является моей фрейлиной.
Выражение лица графини стоило бы отобразить на холсте. Я бы с удовольствием повесила эту картину у себя, когда на меня нападали невеселые мысли. Подозреваю, всякая хандра пропадала бы вмиг. Мне же оставалось скрывать улыбку в бокале вин, и мысленно сочувствовать наивному Костасу, который ошибочно решил, что данным образом мог загладить вину перед любимой. В его-то понимании — конечно: он подумал о практичных вещах, таких как статус любовницы при дворе, приближение рода графини к короне и прочих привилегиях, которые полагаются фрейлинам. Вот только как это объяснить обиженной, импульсивной и безнадежно влюбленной девушке, которую подписывали в услужение к сопернице? Более удачной сопернице, надо полагать, если учесть, что я-то не только королева, но и законная супруга. Которая, еще, по известной ей информации, вступила с ее любимым в близкую связь этой ночью. Будь я на месте графини, с удовольствием бы надела королю на голову его собственную тарелку.
Благо, я не на ее месте. Хотя, это как посмотреть, конечно… да…
Я бы посочувствовала им обоим и могла помочь сгладить ситуацию… но не стала. Пусть сами разбираются в своих отношениях. Мне только на руку, если своими истериками девчонка отдалит от себя Костаса и потеряет свое влияние на него. Меньше проблем.
Прекрасная юница, к печали правителя, энтузиазмом не заразилась и на меня посматривала взглядом, в котором читалось, что она видит меня насквозь. На что я ей только тайком отсалютовала бокалом и мысленно пожелала удачи. Я и сама себя уже не узнаю, так что пусть постарается, может и со мной наблюдениями поделится.
Затем были несколько часов с портным, которыми я осталась более, чем довольна, ужин, на котором король был мрачен, а графиня отсела на несколько мест. Судя по их мрачным физиономиям, пока я обновляла гардероб, у кого-то была очередная порция скандала. Король был тих и задумчив, бросая взгляды на горделивую девицу, пока та его всячески игнорировала.
При других обстоятельствах, я бы могла посчитать ситуацию подходящей для обольщения, но теперь все кардинально поменялось, потому свою персону я королю тоже не навязывала. Хоть и не игнорировала, отвечая вполне спокойно и приветливо на короткие вопросы и реплики, без намека на кокетство или личный интерес.
Это, в некоторой степени, супруга успокоило, как и его любовницу, что все же ненавязчиво следила за нами. Под конец трапезы, Ванесса даже неуверенно улыбнулась королю, что отозвалось в нем вздохом облегчения.
Но все быстро поменялось, стоило Костасу напомнить мне про наш уговор обсудить утреннее совещание после ужина. Заслышав это, Ванесса дернулась, воображая себе нечто иное. Костас это заметил и поморщился, поняв, что вновь все испортил, но и передо мной уже было неудобно отказываться от своих слов, потому смиренно стал готовиться к очередному скандалу.
А я… я улыбнулась, пригнулась к королю и отказалась от встречи.
— День был долгим, сударь, — тихо произнесла я, чтобы никто не услышал кроме самого короля. — Думаю, наш разговор может подождать. Ваше время лучше посветить другому, — выдохнула я и указала взглядом в сторону Ванессы, что медленно краснела от боли и гнева, наблюдая, как мы доверительно пригнулись друг к другу с Костасом. — Обсудить скучную политику можно будет завтра, — слегка повела я плечом, отмечая, как мужчина внимательно вслушивается в мои слова, а после недоверчиво и с благодарностью посмотрел в мое лицо. Наши лица были слишком близко, что быстро поняли мы оба. Я приготовилась, что Костас отпрянет… но он этого не сделал, еще целую секунду, которая казалась непозволительно долгой, вглядываясь в мои глаза со странным блеском. Лишь после он улыбнулся, молча кивнул и слегка сместился, успев прошептать:
— Я благодарен вам, Виктория, — на его лице вновь расцвела задумчивая улыбка. — За понимание и терпение. Я не достоин этого, — печально вздохнул он и быстро исправился: — Вы заслуживаете большего.
— Все мы однажды получим по заслугам, ваше величество, — попыталась я пошутить, но вызвала лишь горечь в светлых глазах. — Я имела в виду, что, возможно, я обрету доброго друга. В моем случае — данный исход, будет более, чем благополучный.
— Я прекрасно понял вас, Виктория, — с невеселой усмешкой отозвался Костас. — Дело в другом.
— Я сделала что-то не так? — нахмурилась я.
— Боюсь, я не могу с точностью ответить на этот вопрос, — потер он подбородок и рот рукой, как делал всегда, когда нервничал. После король посмотрел на мое растерянное лицо и дружелюбно улыбнулся. — Это не ваша вина, Виктория. Прошу, не обращайте внимания на мою хандру, — добродушно заметил он.
— Как скажете, сударь, — отвела я взгляд и вздрогнула, когда услышала резкое и требовательное:
— Костас. Я хочу, чтобы вы называли меня «Костас». Хотя бы иногда. — Я резко обернулась, с недоверием вглядываясь в красивое лицо, которое под моим взглядом слегка дернулось, и король неловко отвел взгляд, добавив: — Я не могу позволить себе в нашей ситуации многого. Но, в благодарность, хочу стать для вас другом, Виктория, — совсем тихо произнес он, вновь скосив на меня взгляд, оценивая мою реакцию. — Если вы дадите мне шанс сделать для вас хотя бы это.
— Спасибо… Костас, — произнесла я так же тихо. — Я подумаю.
Краем глаза заметила, как мужчина улыбнулся, и уже в более добродушном настроении влился во всеобщий разговор.
Я же, напротив, была задумчива, стараясь не поднимать взгляда от тарелки. И виной тому был даже не прожигающий во мне дыру взгляд полный злости и ненависти, который то и дело бросала обиженная графиня. За нее я не переживала — мне она ничего сделать не сможет: кишка тонка. Девушка слишком светлая и добрая, чтобы пойти на откровенную подлость, а всего остального я не боялась.
Думы мои были направлены на куда более важные темы. Потому что, судя по всему, не задаваясь такой целью, я все же смогла заинтересовать короля. И совсем не как друг или советник, на что рассчитывала. И теперь я суматошно решала, чем это может мне обернуться, и к чему следует быть готовой…
Что-то мне подсказывало, что ни к чему хорошему…
Вышла из ванной и нервно покосилась на пустую постель. Пока пустую. Как мне уже известно, владеть ей в одиночку у меня не выйдет, а «питомец» где-то шляется.