Развернула небольшую бумажку и увидела единственное слово. Всего одно и написанное неразборчивым подчерком, в котором с трудом угадывались буквы… и едва ли они были русскими…

— Д… Дан. те… Данте, — с трудом разобрала я, проворчав прочитанное себе под нос.

— Ну, наконец-то! — послышался знакомый голос, от которого мне показалось, что я брежу. — Я уже думал, ты никогда не разберешься… — с нескрываемой иронией фыркнули сбоку от меня.

Я медленно обернулась, ощущая, как сердце забилось где-то в горле и сейчас выскочит к чертям. Рядом со мной стоял высокий седовласый мужчина в белоснежной рубашке и темно-синих брюках современного покроя. На лице его цвела уже до боли знакомая и привычная язвительная усмешка, а серо-зеленые глаза он скрывал за темными солнцезащитными очками.

— Соскучилась по мне, дрянь ты моя? Я вот скучал, — низко засмеялся он, пока я судорожно сглатывала, боясь поверить собственным глазам.

— У тебя просто отвратительный почерк, — отчаянно сдерживая дрожь, как в теле, так и в голосе, произнесла я, натянуто улыбнувшись, чтобы скрыть ослепляющую радость и облегчение от вида мужчины… живого и здорового… пусть и поседевшего. Пришлось буквально сжать пальцы на сиденье лавки, чтобы не подорваться и не опрокинуть мужчину, счастливо рыдая на его груди. Пока я не могла себе этого позволить… зная Яна, его появление может грозить мне ничем хорошим. Или вообще ничего не значить. И я даже не знаю, что хуже.

— Ну, учитывая, что я впервые пишу на твоем языке, могла бы быть более снисходительной, — выгнул он бровь, а после небрежно сел рядом со мной, с видом полностью свободного и довольного человека. С блуждающей улыбкой на лице, Ян поднял очки на лоб и посмотрел на меня своим фирменным взглядом, от которого у меня внутри все восторженно заверещало и сделало кульбит. — Злая ты… а еще проблемная. Так необходимо было сбегать из больницы? — поинтересовался он, укоризненно прищурившись. — Бегай, ищи тебя по этому городу…

— Что ты здесь делаешь? — судорожно сглотнув, поинтересовалась я, до боли сжимая колени вместе, чтобы не было заметно, как они трясутся.

— В данный момент сижу и пытаюсь достучаться до твоей совести, но пока безуспешно, — отозвался он и склонил голову к плечу, с неудовольствием осматривая меня. — Выглядишь паршиво. Твоя прогулка того стоила?

— Ты не ответил, — не торопясь восторженно радоваться, напряженно потребовала я ответа. — Что произошло? Я видела, как ты умирал! — едва ли не выкрикнула я, ощущая, как грудь опять сдавило, просто от одного воспоминания, а всколыхнувшеюся панику пришлось давить силой воли.

— Да, я помню, — кивнул он нехотя. — И я должен был бы умереть, но тут ты выдала номер со своим глупым смертоубийством и все изменилось. Как так произошло, я сам толком не могу понять, но пробудившиеся во мне сила не позволила магии артефакта забрать мою жизнь. И этот момент я проясню. Обязательно. Я даже знаю, кто мне на эти вопросы ответит. Но сейчас о другом, — сменил он тон и холодно посмотрел на меня. — Своей выходкой, ты буквально довела меня до седины, Тори. И я очень зол на тебя.

— Что с тем миром? — задала я торопливый вопрос и нервно нахмурилась. — И с Костасом.

— Вот про него тебе сейчас не следовало бы думать, — с укором и предупреждением посмотрел на меня Ян, а я занервничала сильнее.

— Что с ним, Ян? — нисколько не устрашилась я. Демон смерил меня недовольным взглядом, а после нехотя ответил:

— Я выполнил свою часть сделки, как ты выполнила свою: не тронул, ни тот мир, ни одного смертного, а тебя доставил домой. Как мы и договаривались, — мрачно произнес он и развел руками. — Твои копии уже нашли при обыске владений Улссона и почти всех освободили, кроме тех, что уже было не спасти. На этом я с тем миром закончил.

— Но что ты сейчас делаешь здесь? — дрогнувшим голосом спросила я, со страхом и робкой надеждой посмотрев на мужчину.

— Я пришел за тобой, Тори. Хотел убедиться, что с тобой все хорошо… и в любом случае предложить тебе отправится со мной, — очень серьезно посмотрел он на меня, пока мое сердце замерло, пропуская удар или два, а после забилось со скоростью отбойного молотка, в то время, как я отчаянно отгоняла слезы подальше.

— Это… это правда?

— За пять лет знакомства, думал, ты поняла, что я не склонен к шуткам, — выразительно хмыкнул мужчина, заставив меня истерично хихикнуть и кивнуть.

— Да, только к жестокой иронии и сатире, — подтвердила я, вспоминая, что он меня обманул лишь один раз, когда рассказал неверную версию своего плана для Паука. — Но почему? Теперь ты свободен и волен отправляться туда, куда захочешь, выбирать ту жизнь, какую пожелаешь. С тем, кого пожелаешь… — с трудом сглотнула я, все еще боясь поверить, в своей манере особо не обольщаться и всегда искать подвох во всем. Сам же Ян меня этому и учил.

— Все решил случай, Тори, — хохотнул он, но в этом смехе я не заметила радости. Только глубокую задумчивость. — Помнишь, я рассказывал, что у моей расы есть строгий свод законов, который запрещает брать в пару девственницу? А так же про исключения, которые обычно заканчивались плохо.

— Помню, — кивнула я, нахмурившись, и с тревогой покосилась на мужчину, что смотрел в пустоту перед собой.

— Из-за особенностей и долголетия моей расы, мы перестали полагаться на чувства и эмоции. Их место отлично заменяли правила и традиции. Одно из таких сыграло с нами двумя в злую шутку, — загадочно улыбнулся он и посмотрел мне в глаза. — Ты поцеловала меня, Тори. Сама. Добровольно. И этим подписала свой приговор, обрекая себя на меня.

— Чего? — некрасиво так опешила я, вероятно, сейчас смотря на мужчину с донельзя глупой физиономией. Ян усмехнулся и пояснил с великодушным видом:

— Мою расу боятся. На подсознательном уровне страшатся и избегают. Только очень сильное и стойкое существо способно достаточно долго находиться вблизи нас добровольно. Что уж говорить о прикосновениях? Это же касалось и наших женщин, что опасаются мужчин своей расы, — пожал он плечами, а после выразительно осмотрелся, показывая то, что довольно многолюдный сквер, в который я входила пять минут назад… резко опустел. — Потому был принят безоговорочный закон, что женщина, что не побоится первой прикоснуться, будет автоматически считаться парой того, кого выбрала. И незнание законов тут не учитывается, — глумливо хохотнул он.

— То есть, ты в самом деле, с того самого момента, считал меня своей? — пораженно переспросила я. — Вот, значит, какая «природа»? — взвилась я, от злости сжимая кулаки.

— Ну, формально, из-за закона о чистоте крови, это правило распространялось лишь на женщин моего вида… Потому я был в некоторой растерянности. Умом понимал, что с тобой — это не считается. А вот тело реагировало уже иначе, — с некоторой долей досады произнес он.

— Да ты охринел, что ли, в край?! — заорала я в бешенстве. — Для тебя все это было игрой, где ты еще долго решал, нужна я тебе, или обойдется? — подскочила я на ноги разрываясь между желанием съездить ему по физиономии, разрыдаться, послать того к черту или убежать. Ну, или все и сразу.

— Сядь, — холодно и вкрадчиво потребовал Ян суровым голосом, а я, наконец, определилась с желаниями и с мерзкой улыбочкой отозвалась:

— Пошел нахрен! — от всей своей женской сучности пожелала я ему и уже подняла руку, чтобы дополнить пожелание красноречивым жестом, но охнула, когда была за эту руку перехвачена, а после меня резко и грубо дернули на себя, вынуждая практически упасть мужчине на колени.

— А теперь рот закрой и послушай меня, — растеряв всякую веселость, сурово взирали в мое лицо, пока я неловко ерзала на чужих коленях, пытаясь подняться, что мне, естественно, не позволили. — Ты — моя, Тори. Это не обсуждается, — как само собой разумеющееся произнес он. — Сейчас ты злишься, но итог будет один. Я слишком благодарен тебе, чтобы брать силой и принуждать, обрекая тебя на новое заключение. Потому, я пробуду в этом мире столько, сколько потребуется, но заставлю тебя передумать и согласиться на мое предложение. Уже можешь готовиться к самому наглому обольщению, — тихо и издевательски засмеялся он. — Тем более, мы оба знаем, что твое сопротивление будет недолгим, верно? — поднялся он ладонью по моей спине и погладил чувствительное место на шее, отчего меня моментально бросило в жар. Самое пакостное, что я и сама понимала все гадство ситуации, с учетом того, что сейчас из последних сил сдерживаю себя, чтобы самостоятельно не вцепиться в этого гада и не начать слезно умолять не оставлять. Одни только крохи гордости и некоторого злорадства вынуждают крепиться… вот прямо совсем крохи, которые тают с каждой секундой.