— Естественный отбор, Тори, — жестко усмехнулся он. — В моем мире выживают лишь сильнейшие. К сожалению, природа распорядилась так, что женщины моего вида — не из их числа. И, ради того, чтобы породить чистокровного высшего, им приходится зачастую жертвовать своей жизнью, — без прикрас просто и до невозможности холодно произнес Ян.

— Ты… — произнесла я, ощутив кольнувший укол жалости. — С тобой было так же?

— Нет, — покачал он головой, криво усмехнувшись. — Моя мать выжила при родах, — ответил он холодно. — Но лишь потому, что породила слабое потомство, — произнес он, как отрезал, а я дернулась, словно от пощечины. Ян посмотрел на меня холодно и неприязненно, явно злясь на то, что я вообще затеяла этот разговор. Однако, несмотря на то, что ему это не нравилось, маг продолжал утолять мое любопытство, находя в этом новый, извращенный способ мести и наказания. Он всегда был изобретательным, зная, как сделать больно ни касаясь и пальцем. — Это, — продолжил он, прикасаясь к своим седым вискам. — Знак принадлежности к чистокровным. Чем больше белого в волосах — тем сильнее магия и возможности. И, так как чистокровные вымирают, был принят закон о чистоте крови. Совет посчитал, что для возрождения требуются союзы лишь сильных особей. За такого, как я, не отдали бы ни одну женщину моего племени, чтобы случайно не породить такое же слабое потомство, каким стал я, — холодно и отстраненно говорил он, но я едва не морщилась от боли, которую ощущала почти физически. Его боли. — От подобных мне избавлялись сразу по рождению, что мои родители, собственно, и сделали. Как только советом было доказано, что я — не подхожу, те, кто меня породил, просто ушли, оставив меня на алтаре, как плату за потраченное время совета.

— Ян, — глухо произнесла я. — Не нужно. Хватит. Прости меня, я больше никогда не буду спрашивать, — клятвенно пообещала я, но заткнулась на полуслове, поймав леденящий душу взгляд демона, который только начал свою извращенную экзекуцию и останавливаться, пока не закончит урок, не собирался.

— Вероятно, мне повезло, так как на том совете, против обыкновения, оказался мой родственник. Дальний, в вашем людском понимании, но в нашем немногочисленном племени, его можно считать едва ли ни родным. Он не позволил убить меня и забрал к себе против воли совета, — с ожесточением сжал он губы, вперив взгляд в пустоту, пока я с силой сжимала простынь на своей груди, не позволяя себе даже намека на слезы. Подозреваю, заметь Ян, что я плачу, придумает нечто худшее для меня. Мои слезы он никогда не любил и наказывал всегда безжалостно и жестоко. Мою жалость он не потерпит тем более. И мне страшно подумать, какое наказание он придумает в этом случае.

— Зачем ему это было? — стараясь сдерживать голос, задала я вопрос, подчиняясь правилам игры, которую сама и затеяла, но остановить уже не могла.

— Трудно сказать. Доминик зарекомендовал себя, как не самый разумный и адекватный высший. В отличие от меня, он — сильнейший маг. Сильнее, лишь глава совета, и то, сомневаюсь. Дом должен был стать его приемником по праву сильнейшего, но из-за его… особенностей восприятия мира, этот момент всячески оттягивали. Пытались и из совета вышвырнуть, но связываться не хотели. Полагаю, ему тогда это показалось забавным — пойти против воли всех, взбунтоваться и демонстративно утереть моей жизнью носы всему совету, который без сомнений подписал мне приговор, — безразлично произнес Ян, словно рассуждал о щенке, а не о своем детстве. — Оно и не важно. Доминик не позволил убить меня, забрал к себе и растил в своем доме так, как считал нужным несколько столетий. И ему это позволили, не желая связываться с безумцем, но, безусловно, сильнейшим, виртуозным и, очень мстительным магом.

— Он безумен? — удивленно моргнула я.

— Многие сказали бы «да», но я, живя с ним долгое время, могу с уверенностью сказать, что Дом — гениален. Эксцентричен, извращен, озлоблен и часто бывает невыносим и психически нестабилен, но он — поистине гениален и коварен до невозможности. Я не знаю лучшего тактика и стратега, чем он. Доминик — неподражаем, — улыбнулся Ян своим воспоминаниям, впервые за все время нашего разговора, а я поняла, что этот неизвестный Доминик — очень дорог Яну. — У каждого высшего, помимо основных магических сил, если и индивидуальные таланты. Мой — перевоплощение и зачатки гипноза, — криво усмехнулся он. — У Дома… — прищурился Ян задумчиво. — Дом никому и никогда не признавался в своем таланте, но я почти уверен, что он может видеть будущее. И этот талант медленно сводит его с ума.

— А что случилось после?

— А после он вышвырнул меня в мир людей и обрек на рабство одному из вас.

Маг посмотрел мне прямо в глаза в ожидании реакции. Каким-то чудом я сдержалась. Бог его знает, как мне это удалось, но я сохранила внешнее спокойствие и продолжила задавать вопросы, ответы на которые более не хотела знать:

— За что он так поступил с тобой? Как он это сделал?! — едва не подскочила я на месте от негодования, уже заранее проклиная этого неведомого Доминика, который мог поступить со своим воспитанником подобным образом.

— Он спас меня. Снова, — оборвал Ян мою гневную речь, всего двумя предложениями заставив заткнуться и пораженно замереть, даря ощущение того, что я перестала хоть что-нибудь понимать. — Я пришел к этому мнению не сразу, — признался Ян и перевел взгляд в сторону от меня, будто рассуждал вслух. Может, так и было, и это — первый раз, когда он может высказаться. Может, я — первая, кому он это говорит? Ведь в этой истории, я — далеко не единственная жертва обстоятельств. — Поначалу я ничего не понимал: злился, проклинал, ненавидел его, за то, что со мной сотворил и на что обрек. Лишь со временем я осознал, что он вновь сберег мне жизнь, — с задумчивым видом произнес Ян, словно размышлял вслух, в надежде сложить окончательную картинку. — Незадолго до моего изгнания, я узнал, что совет был недоволен моим проживанием. Они не особо скрывали своего отношения к моей жизни, но терпели и позволили мне вырасти. Лишь потому, что расценивали это как очередную прихоть безумца, который решил лишь поиграть. Они были уверены, что, как только Доминик наиграется, сам прикончит меня. За ним водилось и не такое. Но проходили годы, десятилетия, столетия, а я, как жил, так и продолжал под защитой того, кого боялись сильнейшие маги. Но и оставить все, как есть они не могли. Не скажу, что жил радужно, ведь Доминик полностью оправдывал свою репутацию: безумен, жесток и циничен. Он был очень жестким учителем и воспитателем. Ошибок не прощал никогда и никому, — мрачно усмехнулся он своим воспоминаниям, пока я размышляла, что, вероятно, на фоне Доминика, Ян обучал меня в более щадящем режиме и, даже, милосердно, раз такое сильное и волевое существо, как Ян, реагирует на воспоминания подобным образом. Неприязнь к некому Доминику росла с геометрической прогрессией. — Сам факт того, что я дышу, стало для совета откровенной провокацией и признанием своей слабости. Моя жизнь была для них, как упрек и плевок в морду, и спустя некоторое время они поняли, что терпеть этого больше не намерены. Пойти открыто против Доминика не решились, но они смогли найти лазейку в законе. Я по-прежнему был очень слабым магом. Слабым для высших, — исправился он, когда я хотела возразить, уже имея представления, на что он был способен. Маг окинув меня пустым взглядом, отчего очень сложно было понять, о чем Ян думает и чего желает. С одинаковой вероятностью он мог хотеть меня как убить, так и поцеловать.

И эта неопределенность нервировала. Хотелось забраться в его голову хоть ненадолго, чтобы заглянуть в мысли мужчины. Быть может, тогда я стану лучше понимать его. Несмотря на нашу физическую близость и некие откровения — он оставался чужим и незнакомым. Я не знала его настоящего и, в данный момент, эта мысль вызывала досаду и огорчение.

Видимо что-то на моем лице отразилось, потому что Ян приподнялся на подушках, откинулся на изголовье спиной, а затем дернул меня на себя, отчего я практически распласталась на его груди, пораженно вздохнув. Встретившись со мной взглядом, он совершенно равнодушно, без привычной насмешки, иронии или угрозы произнес: